Согласно плану, Россия должна стать колонией, население которой сократится в 10 раз. Проект предполагал три этапа: перестройка, реформа и завершение. Этот алгоритм почти достиг своей цели. Перестройкой (необходимый для глобалистов развал Советского Союза) у нас руководил Горбачев, который недаром за выдающиеся заслуги по разрушению былого величия СССР пользуется особой популярностью у янки. Реформой руководил Ельцин (который был выгоден Западу, так как являлся гарантом дальнейшего развала России и утраты ею конкурентоспособности), а завершением – судя по всему, современные деятели.
Когда распалась прежняя держава, многие люди рукоплескали перестройке, не понимая, что за ней стоят силы, далеко не гуманистические. Миф о рынке как пути к западному изобилию превратился в силу, детерминирующую тип соответствующих идеологии и электорального поведения. Но о создании российского welfare state определенно не могло быть и речи. Радуясь гласности и «демократичности», мы и не знали, что ввергаем себя, пожалуй, в еще большее рабство, но лишь в меньшей степени ощутимое. Цена, которую Россия заплатила за то, чтобы крайне малая часть ее населения смогла конвертировать свои властные полномочия в твердую валюту, оказалась очень высокой. Несмотря на то, что в последние годы СССР уже не было репрессий и голода и в целом жизнь улучшалась, народ, в ментальное пространство которого вбили западоцентристские идеологемы, с радостью променял это улучшение на непонятно что. Целясь в социализм, он попал в Россию. Хотя в полной мере обвинять здесь народ не стоит, поскольку революция была произведена сверху, а не снизу. Но для снижения народного сопротивления перестройке перед ее осуществлением оказывалось длительное воздействие на коллективное сознание. Было создано множество всяческих мифологем, которые общество успешно «съело». Например, к этим мифологемам относится внезапно появившаяся пропаганда безработицы. Говорилось, что безработица полезна для экономики, что она остановит инфляцию, что она есть неотъемлемая черта западного общества, где все хорошо, а потому она и нам не помешает и даже поможет. И это декларировалось в стране, где была обеспечена полная занятость! И это декларировалось учеными! Ими же предлагалось изготовлять меньше стали, и это предложение основывалось на нелепом аргументе – в Америке стали изготовляется меньше. Причем здесь Америка? Почему она выступает критерием? Но когда стало невозможно оправдывать безработицу, послышались лживые крики о том, будто в ней виновны не реформы, а перенаселенность; именно эта мальтузианская теория, якобы объясняющая причины истощения природных ресурсов, является излюбленной в среде глобалистов.
Возводились в культ принципы «разрешено все, что не запрещено законом» и «все, что экономически неэффективно, – безнравственно и, наоборот, что эффективно – то нравственно». Совесть не заменима законом в полной мере. Один из примеров бездуховности культуры – замена совести законом, что, кстати, в большей степени свойственно Западу. Нравственность не всегда сопряжена с эффективностью; в некоторых случаях они антагонистичны. Эти принципы вполне оправдывали если и не преступность, запрещенную законом, то по крайней мере пропаганду криминала, выражаемую в фильмах и музыке, а вместе с ней и преступное мышление. Соответственно, прежние идеологемы сменились на другие, прямо им противоположные; конкуренция вместо солидарности, личное против коллективного. Особенно возмутительно то, что, очерняя советскую экономику и производство, очерняли то, чем сами активно пользовались, то, на чем набивали себе карманы.
Еще один миф заключался в идее уклонения Советов от цивилизованного мира, в неспособности их пользоваться современными технологиями. Советская техника сразу стала негодной и несовременной. В поддержку этого мифа спекулировали на катастрофе в Чернобыле. Также неплохо работал миф о низком уровне отечественной медицины и ее недостаточно качественном техническом оснащении; естественно, замалчивались сведения о многочисленных прецедентах медицинской халатности, которые имели место в системе «здравозахоронения» Запада и привели к летальным исходам.
Другой – самой главной – мифологемой являлась концепция преступности советского государства, его полного неуважения человеческих прав. Конечно, вряд ли стоит говорить о гуманности «совков», но дело в том, что данная идея была максимально раздута, преувеличена в массовом сознании. Для создания общесоциальной ненависти к «совку» специально завышали цифры репрессированных, расстрелянных, в том числе без суда и следствия. Нашему народу было навязано мнение о том, будто его долгое время обманывали и выпивали из него все соки, будто «наших» притесняли. Формированием нового нарратива об общественном страдании разжигали межнациональную рознь, поощряли идеи исключительности каждого народа, а также антирусские настроения. Чуть ли не настоящим психозом сопровождался «факт» того, что советское государство травит людей овощами с нитратами; тогда мы питались нормально, а вот как раз сейчас поедаем нитраты и всякую генно-модифицированную отраву. Представители советской милиции стали выступать в образе душегубов и садистов; а вот про многочисленные случаи жесточайшего превышения полномочий со стороны американских и западных полицейских не говорилось ничего.
Внезапно появилась идея о том, что во время существования СССР «братские народы» эксплуатировали русских, и сейчас они должны понести наказание в виде всплеска русского национализма. Эта идея, казалось бы, не являющаяся русофобской, на самом деле не только сопутствовала физическому распаду былого Союза, но и служила психологическому отдалению одних народностей от других. Все тот же принцип «разделяй и властвуй». Нацизм всегда приводит к расколу внутри страны, а именно это и нужно внешним противникам. Так что ультра-правые настроения служат этим противникам, несмотря на заверения об их национально созидающей роли. Поэтому каждый националист является сознательным или бессознательным орудием против России. Когда рабы начинают выяснять отношения друг с другом, руководствуясь национальным (или каким-то иным) критерием, рабовладелец может быть спокоен.
О.А. Кармадонов, проведя контент-анализ газеты «Аргументы и Факты» за период с 1984 по 2008 годы, сформулировал вывод, согласно которому в процессе перестроечного «реформирования» советского человека убедили в том, что он живет в социуме тотальной лжи. Родная армия стала преподноситься в образе сборища пьяниц и воров, врачи – в образе убийц и вредителей, учителя – как садисты, а рабочие и крестьяне – как пьяницы и лентяи. Собственно, произошла тотальная десоветизация общества в том числе и на ментальном уровне. Парадигму былого величия сменила парадигма социального уродства. И эта парадигма продолжает существовать, на что указывает все тот же экран телевизора. Взять хотя бы такие сериалы, как «Солдаты», «Интерны» и «Универ». Во всех них в юмористической форме представлены социально-профессиональные группы – и не просто в юмористической, а в откровенно негативной. В этих кинематографических изысках уважаемые в советское время военные, медики и профессорский состав фигурируют преимущественно в качестве дебилов, дилетантов и развратников. Дискредитируем самих себя. Видимо, создавая атмосферу «никуда не годного совка», манипуляторы надеются вызвать большую благосклонность к нынешним ошибкам (мягко сказано), легитимировать их путем очернения прошлого – очернения не только ошибок прошлого, но и достижений.
Советская номенклатура представлялась массовому сознанию в виде зажравшейся и погрязшей в роскоши черни, хотя такую картину создавала как раз сама новоявленная номенклатура, а Ельцин ездой на «Москвиче» отводил от себя удар. Номенклатура сформировала образ общественного врага в виде «другой» номенклатуры и, натравив на нее массы, сама выступила во вполне приглядном свете. Интересно то, что имеющий «Волгу» секретарь райкома воспринимался как мажор, а на ездящего на такой же «Волге» банкира внимания не обращали. Разрыв менее чем в десять раз между зарплатами старшего научного сотрудника и министра СССР многих смущал, а в конце 90-х мало кого «трогал» разрыв в сотню раз. Стереотип работал следующим образом; советская номенклатура все равно зажралась больше, чем новые хозяева. Естественно, этот стереотип в корне противоречил фактам.
Во время реализации программы очернения советского прошлого и русской культуры на телевидении не давали никакого эфира тем специалистам, которые могли развенчать эти мифы, необходимость реформирования страны, а также саму программу манипуляции. Так что эфир был предоставлен далеко не каждому. Когда эти и многие другие антисоветские и антирусские стереотипы сыграли свою роль, когда была достигнута точка невозврата, после которой возвращение в социалистический режим было уже невозможно, резко сократилось количество печатных изданий. Газет и журналов стало выходить в разы меньше. Интеллигенция деклассировалась благодаря быстрому обнищанию, читателей стало мало, спрос на прежние огромные тиражи упал. Да и сама программа манипуляции была завершена, и уже не требовалось продолжать так интенсивно внедрять мифы в массовое сознание. Программа (масштабной) манипуляции завершилась, но процесс разрушения России только начался. Сразу после перестройки в Россию пришли такие серьезные социальные проблемы, как наркомания, торговля органами, игромания, национализм, разгул преступности, терроризм, а впоследствии кризис, что в совокупности сформировало новые общественные тревоги и страхи. По некоторым сведениям, Россия после безумных реформ 90-х годов заняла 30-е место по уровню образования, 35-е – по уровню экономического развития, 71-е – по уровню привлекательности для жизни, 75-е – по индексу социального развития, 130 – по уровню здравоохранения, 172 – по «индексу счастья», а в 2009 ВВП упал на 7,9% и промышленное производство – на 15%. Эти данные характеризуют постперестроечные реформы и приоритеты власти совершенно однозначно. Но их нельзя использовать в одностороннем порядке, абсолютизируя советский период и демонизируя постсоветский, как это любят делать преимущественно представители старшего поколения, люди советской закалки. В Стране Советов, конечно, было много зла и несправедливости, но ничто не говорит об их ликвидации вместе с ликвидацией серпа и молота. Скорее, наоборот, произошло умножение зла, которое не просто умножилось, но и приобрело иные формы. Поэтому как тотальная десоветизация, так и ностальгическая идеализация прошлого представляют собой крайности, в одинаковой степени криво отражающие реальность.
Ярким примером космополитизации и декультуризации служит начавший обороты процесспереписывания нашей истории на новый лад, ее очернения и фальсификации; скоро выяснится, что Вторую Мировую выиграли американцы, а Советский Союз вообще не приложил к достижению победы никаких усилий – американские школьники и студенты давно уже убеждены в таковой «истине». Уместно вспомнить господина Резуна, выпускающего книги под псевдонимом «Суворов», который проповедует идею, что в 1941 г. агрессором являлась не Германия, а СССР. Издание его книг спонсируется «нужными людьми» сверху. Суворов – всего лишь один пример из всего множества «историков», оправдывающих политику Гитлера и оскорбляющих память тех, кто отдал свои жизни во время ВОВ.
Те, кто стоит за процессами очернения советской культуры, пытаются с помощью идеологического оружия под названием «русофобия» вызвать у русского люда комплекс вины и чувство исторической неполноценности за совершенные перед своим и другими народами преступления – за насаждение «красной чумы», за лагеря ГУЛАГа и прочее; эти деятели стремятся представить русскую историю в виде сплошной полосы внутреннего и внешнего насилия, где не было ни единого просвета человечности. Причем таковой деятельностью не гнушаются и наши с вами соотечественники, активно пропагандирующие культ беспросветного советского произвола. В последние годы актуализируются дискуссии по поводу так называемой альтернативной истории, авторы которой представляют на суд публики различные версии исторических событий. Среди них много тех, которые можно смело отнести к русофобским. Так, во взрыве Успенского собора в 1941 году сейчас вместо немцев обвиняют «красных», что явно противоречит действительности. Но если неизвестны виновные в тех или иных исторических событиях типа массового убийства польских офицеров в Катынском лесу (возможно, здесь действительно виновно НКВД), ничто не дает право категоричным образом обвинять в них кого-то конкретного. Но этим категоризмом любят пользоваться те, кому интересна не истина, а дискредитация истории России. Да, нам есть чего стыдиться, есть что вменять себе в вину. Но виновны мы не в своем «бесчеловечном» советском прошлом, а в своем мещанском настоящем. Обывательщина, индивидуализм и конформизм должны формировать не гордость за личные успехи и достижения, а глубокое чувство вины, которое, возможно, станет условием рождения подлинной, мыслящей и действующей гражданственности.
Некоторые остатки прошлых времен стираются с видной ретивостью. В начале 2011-го года участились разговоры о желании единороссов убрать тело Ленина из мавзолея и переименовать улицы, носящие его имя. Объясняется это тем, что якобы вождю мирового пролетариата не место на Красной площади потому, что он был основателем тоталитаризма в России. Какое нелепое объяснение, если учесть то, что оно исходит от апологетов тоталитаризма. Оно не просто нелепое, но и откровенно циничное, основанное на наглой проекции, выражаясь языком психоанализа.
В сфере художественного творчества кроется много идеологической подоплеки, дискредитирующей наше настоящее или прошлое. Например, рекламный ролик следующего содержания. Иванушка-дурачок сидит, как обычно, на печи и пьет… «кока-колу». Здесь наблюдается не просто безобидный синтез элемента русского фольклора с несовместимым ему американским коммерческим образом. Это абсурдное соединение уничтожает исконно русский архетип, элемент исторической памяти, которая, в свою очередь, является опорой общественного сознания. Фальсификация народного эпоса – мощная диверсия, а не безобидная шутка. Ни у кого ранее герой многочисленных сказок не ассоциировался с «чудодейственным» напитком под названием «кока-кола». После таких рекламных роликов в массовом сознании создаются «неправильные» ассоциации, которые уже не имеют связи с подлинным архетипическим содержанием, а это содержание теперь извращено и трансформировано на американский (в данном случае) манер, и на место национальной фольклорной ценности воздвигается символ американской культуры (или бескультурья). Не менее наглядным примером выступает фильм «Сволочи», показавший то, чего на самом деле не было в истории Второй мировой войны и Советского Союза. В этом фильме не только искажаются события, но они искажаются явно не в угоду теплым чувствам к своей родине. Такое искажение извращает это высокое чувство, закладывает идеологический фундамент для убежденности в полном мракобесии советской тактики войны, в соответствии с которой на фронт якобы отправляли детей – и не просто отправляли, а использовали, как пушечное мясо, как приманку. Другой пример из кинематографии (только на этот раз не российской, а американской) – фильм К. Тарантино «Бесславные ублюдки», где демонстрируется альтернативная версия окончания войны, только вот в фильме она преподносится не как альтернативная, а как реальная. «Ну и что в этом особенного, – скажет какой-нибудь обыватель, – режиссерская версия не претендует на истинность, а сценарий представляет из себя не работу, основанную на исторической науке, а безобидную фантасмагорию, цель которой заключена только в развлечении зрителя». Безобидную лишь для тех, кто знает историю и понимает, что этот фильм – всего лишь продукт фантазии, имеющий мало общего с действительностью. Однако он и ему подобные «творения» могут послужить своеобразным учебником по истории для неокрепших умов, не знающих реальных событий. Такие фильмы – это не проявления вкуса, «о котором не спорят», и не материал, о котором можно подискутировать в академичном духе типа «режиссер, как мне кажется, не совсем понял…». Он как раз все понял правильно, но плод его деятельности просто не согласуется с верным пониманием действительности. Чем большую популярность и широту тиражирования будут приобретать фильмы, ориентированные на фальсификацию исторических событий, тем в большей степени они будут получать статус продуктов, из которых станут черпать «знание», а не только эмоции, связанные с развлечением. Если фильмы, наполненные насилием, обвиняются в жестоком натурализме, то медиатексты типа «Бесславных ублюдков» заслуживают обвинения в жестоком лженатурализме, эффект от которого намного хуже. Как писал С. Кара-Мурза, когда русские утратят образ Великой Отечественной Войны как важную часть «мира символов», их устойчивость против манипуляции сознанием снизится еще больше.
Кстати, такие фильмы, как «Рэмбо», тоже едва ли были сняты просто в коммерческих целях – Америка, проиграв войну с Вьетнамом в реальности, с помощью подобных фильмов выиграла ее в медиа-пространстве. Так что помимо вопроса о том, что нас ждет в будущем, не менее актуален вопрос:
Какое прошлое нас ждет в будущем?
Создается впечатление, что наши оппоненты в идеологической войне просто ангелы с крылышками и уничтожение коренного населения Америки захватчиками, гордо провозгласившими себя американцами, бомбежка японских городов и многое другое глубоко закопано под землю и не поддается больше эксгумации; Америка и НАТО – просто спасители всех народов и стран! Они насаждают гуманизм (буквально насаждают, насильственно причиняют добро) и обвиняют в античеловечности, в первую очередь, не тех, кто действительно совершает преступления против человека, а тех, кто противится их эксплуататорской политике. Кто не разделяет «общечеловеческие ценности». Такие вот двойные стандарты. Смертную казнь убийц-извращенцев, значит, они считают проявлением архаичного варварства, но при этом совершенно не стесняются бомбить целые города с ни в чем не повинным населением.
Фильмы и другие образцы художественного творчества, с помощью которых переписывается история, – инструменты создания трещины в монолите культурного базиса того или иного этноса. История – одна из областей культуры, а переделывая ее, переделывается культура. Для разрушения коллективного сознания необходимо разрушение истории путем внедрения в нее абсурдных эпизодов. Вообще, русская история – это поле сражений, на котором постоянно герои перевоплощаются в антигероев. А вместе с тем деконструируется и культурно-историческая (национальная) память – основа национального самосознания. Там, где расшатывается общий нарратив истории, содержание культурной памяти тоже настигает процесс расшатывания.
Дело дошло до того, что стали специально пробуждать симпатии к тем, кто во время Великой Отечественной войны воевал на стороне гитлеровцев против СССР. Так, предатель Власов в некоторых источниках теперь уже фигурирует не как предатель, а как смелый борец с большевизмом и сталинизмом. В 2005 г. перед юбилеем Победы «по суворовским училищам и кадетским корпусам с помпой и почетом ездил капитан власовской армии П. Бутков, который рассказывал учащимся, как он вместе с гитлеровцами уничтожал «проклятых большевиков». Как отмечает А. Тарасов, появились новые школьные учебники, ориентированные не на достоверное изложение истории, а на «борьбу с коммунизмом», которые фактически реабилитировали фашизм, провозглашая Сталина главным виновником II Мировой войны, а Гитлера – «невинной жертвой сталинской агрессии». Книги перебежчика Суворова (Резуна), пропагандирующие эту точку зрения, издавались миллионными тиражами, а фильмы, пропагандирующие книги Суворова, транслировались в самое выгодное время («прайм-тайм») на ведущих телеканалах. А бригада кинодокументалистов во главе с Татианой Донской, сделавшая правдивый фильм об обороне Москвы, была за это изгнана с телеканала ТВЦ. Когда фильм показали по ТВ-6, он подвергся форменной травле со стороны некоторых изданий, в частности, газеты «Известия». В результате былое единодушие в оценках значения Великой Отечественной войны сменилось каким-то нездоровым плюрализмом. Значительная часть современной молодежи, к сожалению, почти ничего не знает ни о войне, ни о ее героях.
Сегодняшняя история – история века глобализации и информационного загрязнения – стала слишком интердискурсивной. В учебниках пишут про глобализацию, но информация, предлагающаяся читателю – школьнику или студенту, – совершенно противоречит фактам. Глобализация подается в хорошем свете, говорится о том, что страны «третьего мира» догоняют развитые страны, провозглашается тенденция всеобщей демократизации и прочее, а вот про негативные аспекты глобализации почти ничего не говорится, равно как движение антиглобалистов или не упоминается совсем или упоминается с негативной коннотацией. Некоторые важные исторические факты (типа стремительного снижения уровня жизни и экономики в Индии времен английского диктаторства) «забываются», а другие подаются в искаженном виде (мол, США бомбили Ирак во имя благой цели экспорта демократии). Такую подачу материала следует связывать даже не с избирательностью, а с откровенной ложью. И эта ложь поддерживается властью, которая выделяет деньги на выпуск подобного рода учебников и учебных пособий. Учебники, которые противоречат официозу, вяло допускаются к печати. Если такая дурная цензура имеет место, то где гарантия, что скоро не начнутся акты сожжения неугодных книг?
Некоторые описания исторических фактов выглядят весьма сомнительно, даже несмотря на то, что они приводятся не в продуктах массовой культуры и не в книгах новоявленных историков, которых официальная наука не приемлет, а именно в традиционных учебниках по истории. Мы до сих пор не знаем многого о тех или иных исторических деятелях и событиях, мы до сих пор не знаем настоящих причин войн и революций. В лоне не только исторической науки, но и исторического дискурса появляется огромное разнообразие противоречащих друг другу концепций, рост которого указывает на методологическую смерть истории, а вместе с тем и исторического сознания.
Мы теряем историю, мы теряем культуру. Будучи вооруженными навязанными кем-то сфальсифицированными «фактами», а не теми, которые имели место в действительности, мы утрачиваем способность осмысливать прошедшие реалии, чтобы потом не наступить на те же грабли. Внешние враги делают многое для того, чтобы заглушить в нас дух осмысления прошлого, чтобы направить эту рефлексию в иное – ошибочное – русло. Мы же – на уровне государственной политики прежде всего – не особо-то сопротивляемся подобным лживым антипросветительским идеологическим интервенциям, этому вторжению реального. Как известно, историческое сознание является структурирующим элементом национальной культуры; цивилизация, у которой отсутствует история, не имеет также и национальной культуры. Тезис о том, что история сама все расставит на свои места, неверен. Без усилий человека она ничего не расставит. Просто некому будет расставлять.
Люди считали, что с переходом на капиталистический путь развития мы побратаемся с Западом. Но Западу нужны не мы, а наше бессилие и наши ресурсы, которые позволят избранным странам поддерживать высокий уровень потребления. Сколько бы там ни говорили всякие прокапиталистические проповедники, что Запад заинтересован в развитии капитализма во всем мире, это неправда. Он заинтересован лишь в собственном развитии, а прогресс в других странах ему нужен лишь в той степени, в которой он способствует его собственного прогрессу. Эффективное производство должно быть сосредоточено только в руках Запада. Ему нет нужды взращивать такую же капиталистическую систему, как у него, в других странах – особенно в странах «третьего мира». Зачем специально создавать конкурентов? А вот стимулировать появление околокапиталистических (сырьевых) и антидемократических режимов, с которыми можно сотрудничать в почти одностороннем порядке, Западу очень даже выгодно.
Капиталистический центр должен эксплуатировать паракапиталистическую периферию, где первый является высшим классом, а второй – низшим. Если раньше капитализм хоть как-то был обеспокоен безработицей и маргинализацией, сегодня он ставит перед собой не вовлечение всех в рынок, а, наоборот, исключение. Причем исключение не только людей или групп, но и целых стран. Один из основных аспектов создания глобального рынка состоит в свободном перемещений рабочих мест туда, где они дешевле обходятся, то есть в «третий мир». Если типичный американец за день своей работы требует, скажем, 30 долларов, индус согласится и на 3 (один американец стоит 10 индусов). Разница, а соответственно и выгода, налицо. Такое беспрепятственное перемещение оборачивается одновременно жесткой эксплуатацией развивающихся (или уже не развивающихся) стран и безработизацией развитых, т.к. руководители корпораций не заинтересованы обеспечивать рабочими местами «дорогих» представителей стран «золотого миллиарда». И перенос производства в «третий мир» ни в коей мере не поднимет уровень его жизни, ибо этот перенос означает поглощение и разорение местных фирм и предприятий, которые производят более качественный продукт и руководство которых платит большую зарплату, чем предлагают руководители ТНК. Да они и не предлагают, а заставляют. Добившись монополизации путем поглощений, они просто не оставят местным рабочим выбора. Выбор один: или работай у нас за нищенскую зарплату, или умирай с голоду. Деградация местного производства, рост безработицы и удешевление рабочей силы – все это необходимо ТНК для утверждения своей воли. Наконец, обнищавшая страна просит у Запада кредит, а взамен обязуется выполнять некоторые его требования, чем ввергает себя в еще большую яму. Россия как раз стоит на грани превращения в страну «третьего мира» без собственного производства и с господством корпоративной монополии, совершенно не заинтересованной в росте благосостояния российского народа. Чем меньше административных препятствий встает на пути ТНК, тем большую свободу они себе позволяют за счет изъятия свободы у других производителей. И в процессе времени этих препятствий действительно становится меньше.
Свобода рынка, за которую ратуют новые капиталисты, в конце концов приводит совсем не к свободе. Даже если бы свобода торговли воплотилась в реальность, в конечном счете ни к чему хорошему она не привела бы, так как без системы сдержек эта свобода обратилась бы победой самых предприимчивых и богатых и крахом всех остальных. Свобода ничем не ограниченной экономической деятельности не является ценностью, поскольку она противоречит правам человека. Так что закрытая экономика планового типа была не такой уж неэффективной, как про нее говорят. Приватизация и переориентация экономики, открыв Россию для иностранных инвестиций, отбросили страну назад. Насаждаемый нам либерализм как исконно капиталистическая идеология предполагает культ денег, рыночной экономики, невмешательство государства в экономику, и, соответственно, свободу частного предпринимательства, которая может вылиться в новый монизм. Ничем не ограниченная свобода торговли помимо формирования экономического социал-дарвинизма приводит к развитию монополий, которые, в свою очередь, рождают сверхобеспеченную экономическую элиту, могущую влиять на государственные решения.
Но, несмотря на очевидность этих положений, архитекторы перестройки поверили в сладостную риторику о появлении капиталистического рая. Или же они все прекрасно понимали, но ради удовлетворения собственных потребностей не постыдились ввергнуть страну в околокапиталистический хаос вместо капиталистического рая (последний концепт вообще является некорректным, так как капитализм и всеобщее благоденствие – антагонизмы). «Становление глобального классового общества с неизбежностью предполагает становление и глобального государственного аппарата, являющегося орудием в руках господствующего класса. Становление глобального государства не может представлять собой ничего другого, кроме как установления полного господства западного центра над всем миром, а тем самым и лишения всех периферийных социоисторических организмов реальной не только экономической, но и политической независимости».
То, что называется американской помощью, выглядит так. МВФ и Всемирный банк перед предоставлением займов разным странам выдвигали требования «Вашингтонского консенсуса». К ним относятся: свобода передвижения капиталов; приватизация даже в тех областях, где нет конкуренции, что дает возможность частным владельцам необоснованно завышать цены; высокие процентные ставки, препятствующие развитию промышленности, но облегчающие финансовые спекуляции; сокращение до минимума всех социальных программ (бесплатного или дешевого здравоохранения, образования, дешевого жилья, общественного транспорта и т.п.); отказ от защиты природы и охраны окружающей среды; поддержка стабильности национальной валюты путем ограничения реальной денежной массы, приводящей к невыплатам зарплат, пособий и дефициту наличных денег; сокращение зарплаты и ограничение прав трудящихся (права на забастовку, прав профсоюзов и т.п.); налоговые реформы, которые увеличивают давление на бедных и облегчают налоговое бремя богатых (в России единый 13-процентный налог заставил бедных платить на 1 процент больше, а богатых – на 7, 12, 17, 27 и т.д. процентов меньше). Вот такая «гуманитарная помощь», которая привела к долгам и разрушению экономики десятков стран и ни к одному случаю экономического роста. Голод благодаря такой «помощи» стал получать статус все более актуальной проблемы.
Источник машинерии, направленной против Советского Союза, заставлял нас играть по его правилам так, что у нас это не вызывало никакого негодования или возмущения. Потенциальные рабы не осознают роли жертвы, которую играют – и это неведение превращает их в идеальных жертв. У С. Кара-Мурзы в книге «Манипуляция сознанием» хорошо описаны многие методы, которые применяли против советского народа в годы перестройки, в том числе лишение людей былых прав путем «незаметного» переписывания законов. Сам же Кара-Мурза считает, что целью перестройки являлась ломка всего жизнеустройства и уничтожение страны, которое осуществляла влиятельная группа, ненавидящая свою страну, ее народ и культуру. Сегодняшняя власть, по моему убеждению, таким же образом относится как к своей стране, так и к своему народу.
Результаты перестройки – это не «ошибки молодых реформаторов», а систематическое выполнение глобального замысла, что бы там ни говорили архитекторы перестройки об отсутствии какой-либо программы реформ, противореча Горбачеву, вещающему о выстраданной программе. И программа эта была не капиталистической, а декапиталистической. В соответствии с ней происходило разрушение и вывоз капитала. Всем известные олигархи того времени сделали все возможное, чтобы, путем расчленения страны, набить свои бездонные карманы. Они, олигархи и плутократы, выступали пособниками в развале СССР, а затем и России. «Опасность «вестернизаторского» настроя отечественных плутократов состояла в том, что он полностью отвечал линии тех влиятельных финансовых и политических кругов Запада, которые хотели бы воспользоваться разрушительной для России «шоковой терапией», ослабить ее конкурентоспособность на мировой арене, в конечном итоге превратив в поставщика сырья и рабочей силы для «сильных» стран. И если раньше идея осуществлялась в основном собственными силами Запада, то в 1990-е гг. появился верный «агент влияния» внутри России в лице плутократии. Можно сказать, что в посперестроечные годы плутократия формировалась не только как наиболее хищническая, алчная, но и как антироссийская часть разбогатевшей «элиты», угрожавшая государственной безопасности». И вряд ли современная власть чем-то принципиально отличается от своей предшественницы; многие данные указывают на то, что она продолжает ее дело по ослаблению России. Выгнал Путин некоторых олигархов типа Березовского, но не за то, что те грабили Россию, а в первую очередь за то, что конкуренцию создавали. Так что глупо и совершенно нелепо говорить о войне Путина против иностранных захватчиков и работающих на них местных олигархов. Не понятно, почему А.Е. Крухмалев, включая в список воров-плутократов Ходорковского, считает, что его осуждение привело к потугам крупного бизнеса легализовывать свои отношения с государством – платить налоги и законодательно наращивать богатство. Непонятно, на основе чего он видит в Ходорковском символ поражения плутократии, а в Медведеве приверженца и укрепителя либерально-демократических устоев. Не стоит противопоставлять власть 90-х и власть сегодняшних. Это серьезная ошибка. Как отмечает Ю. Скуратов, Путин, находясь в свое время во главе ФСБ, расформировал самые опасные для всякого сверхкрупного вора управления — экономической контрразведки и контрразведывательного обеспечения стратегических объектов. Первое расследовало все самые громкие экономические дела последних лет, второе препятствовало продажи иностранцам за бесценок предприятий, составляющих славу России. В статье Скуратова находим также информацию о том, что Путин является продолжателем дела тех, кто продал Западу наши оборонную промышленность, стратегические разработки и прочие жизненно важные для страны ресурсы.
В ходе холодной войны Америка пыталась ликвидировать не столько коммунистическую угрозу, а преследовала более масштабную цель – разрушить Советский Союз как великую державу, причем разрушить так, чтобы ее возрождение было невозможным. Царская Россия тоже была костью в горле Запада, и таковой костью являются любые сильные и независимые страны – в том числе и капиталистические. Запад не будет поддерживать реформаторов, склонных сделать национальное государство сильным и крепким, но он с радостью поддержит тех, кто руководствуется целью высосать последние соки из системы, кто стремится всего лишь паразитировать на хозяйстве своей страны. Так что все разговоры о борьбе США с «красной чумой» были лишь прикрытием. Прикрытием также были слова о том, будто СССР распался по экономическим причинам; в восьмидесятых годах наблюдался рост ВВП и вообще с экономикой все было в порядке. Основной причиной распада было загрязнение ментального пространства. Непосредственно с ней связанной также была причина предательской продажности номенклатуры, выраженная в союзе с Западом, и сословности, не позволяющей честным труженикам подниматься до высоких государственных постов. С крушением Союза холодная война не закончилась (по крайней мере со стороны Штатов), а просто приняла несколько иное русло, немного отличаясь спецификой средств и маневров, но сохраняя прежние цели. На это указывают многие факторы. Например, американская дезинформация вокруг русско-грузинской войны, хотя, естественно, только лишь данной дезинформацией нынешнее противостояние не исчерпывается. Так что в ходе холодной войны не капитализм боролся с социализмом: думать просто о борьбе двух непримиримых идеологий – слишком поверхностный взгляд. Шла борьба не идеологий, а империй. Если мы в своем воображении вычеркнем социалистический период нашей страны и представим, что Россия всегда развивалась по капиталистическому пути, но при этом не особо жаловала Америку, то поймем, что даже в таком случае холодная война все равно имела бы значительное место в структуре взаимоотношений этих держав. Не важно, какая у них идеология, главное – поддерживают ли они нашу имперскую политику. Беда только в том, что США остались сверхдержавой, а РФ уже и державой-то не назвать. Поэтому (экономическое, информационное, военное и т.д.) преимущество понятно на чьей стороне.
Примечательно то, что Советский Союз обладал самой сильной армией, а развален был без единого выстрела. Он был именно развален, а не распался, как привыкли говорить некоторые апологеты перестройки, равно как многие (наверняка ангажированные борьбой с СССР, а теперь и с Россией) западные мыслители типа Ф. Фукуямы любят уверять, будто реформы конца восьмидесятых не были навязаны Союзу извне. Это говорит не о том, что мы не умели пользоваться своими вооруженными силами, а о том, что армия – это не панацея, способная защитить страну от развала. Есть другие формы оружия, значительно более тонкие и хитрые, чем военное. К ним относится генное, экономическое, идеологическое оружие, которыми мы обладали в меньшей степени, чем наши противники.
Одной из причин того, что здоровые силы не смогли противостоять перестройке – этой«революции сверху», – является, как это ни парадоксально звучит, долгое воспитание советского народа в русле тоталитарной модели, которая не предполагала никакой общественной гражданственности. В советском человеке осталось что-то от общинного крестьянского мировосприятия, не позволяющего ему обособляться от власти и объединяться в партии и профсоюзы, свойственные гражданскому обществу; но благодаря все той же общинности мы выиграли Великую Отечественную войну. А поскольку гражданское общество в годы СССР не было сформировано, не было его и в годы перестройки; немыслимо даже предполагать, что оно могло бы сформироваться в одночасье и качественно противостоять складывающейся ситуации. Так что тоталитаризм советского государства послужил причиной перехода не к демократии, а к хаосу, несмотря на то, что советский режим взращивал в общественном сознании ценности коллективизма и взаимной помощи. Диктат советского режима, его попытка регламентации жизни миллионов людей, не способствовал развитию гражданственности, но заметно преуспел в формировании психологии порабощенного и согласного с властью человека. Далее сокрушительный удар нанесла мощная манипулятивная машинерия со стороны США, которая пришлась как раз кстати. Идеологи перестройки убедили политически активную часть общества в необходимости пути увеличения наслаждений (в индивидуальном смысле) в ущерб советскому более гуманному принципу избегания страдания (в коллективном смысле); одним из их тезисов была переориентация экономики на потребителя. И сразу же сократились инвестиции в тяжелую и оборонную промышленность и в энергетику. При этом Запад позировался как потребительский рай на земле, образ которого вызывал у советского гражданина недовольство собой и отвращение к себе как представителю незападной, а потому нерайской цивилизации. То есть, дискредитация Запада сменилась его апологетикой. Так началась волна потребительства. Эта апологетика имела место и в доперестроечный период, но тогда она проявляла себя минимально. Советская администрация любила сравнивать развитие США и СССР, но это сравнение шло в пользу СССР, народ которого живет якобы лучше, чем американский народ. Но в годы позднего социализма данная риторика перестала работать на дискредитацию Запада, а, наоборот, обернулась преклонением перед ним; в страны социализма стала просачиваться информация о том, как действительно живет Запад, и люди риторику своих вождей о том, что у нас хорошо, а у них плохо, стали воспринимать со скепсисом. Им казались нелепыми попытки доказать преимущества социализма над капитализмом. Может быть, само того не осознавая, советское руководство, со времен Сталина начав сплачивать людей вокруг себя путем культивирования образа внешнего врага, настолько перестаралось, что, постоянно обращая внимание людей на США, вместо дискредитации «империи зла» вызвало ее апологетику (по принципу «не думай о белой обезьяне»). Хотя в любом случае эта апологетика итак бы возникла с послаблением СМИ и просачиванием реальной информации о жизни капиталистических стран.
Советские идеалы сменились на потребительские в умах далеко не всех людей; плоды длительного воспитательного воздействия остаются надолго. Прежние идеалы равенства и солидарности вступили в конфликт с новыми культами индивидуализма и гедонизма, и такое противоречие символизировало как серьезный общественный раскол, так и не менее серьезный раскол сознания. А расщепление сознания повышает уровень его уязвимости к манипуляциям. С распадом СССР рухнул социалистический вариант глобализации, отдав эстафету капиталистическому.
Вслед за Гарвардским американцами был создан Хьюстонский проект, который детализировал и корректировал программу своего предшественника. Процесс идет, и на этапе (официального) завершения холодной войны он не закончился. Поэтому разговоры о дружбе с Америкой остаются всего лишь ширмой.